Рядовой Коминтерна по кличке "Мигель"
Страница 6 из 10Январь 1999
Беспощадно применялся Закон 4144 о высылке нежелательных иностранцев. Политических и профсоюзных деятелей нередко выдавали фашистским режимам. Все эти репрессии поддерживал "Гражданский легион Аргентины", в который входили представители самых реакционных кругов олигархии. Их печатным органом была профашистская и откровенно антисемитская газета "Эль Памперо". Правительство генерала Хусто не препятствовало формированию в стране фашистских групп. Именно тогда был организован "Альянс националистической молодежи", главарем которого являлся Патрисио Келли. Этот "Альянс" использовался в качестве ударного карательного отряда против рабочего движения и в ряде случае нес прямую ответственность за убийства коммунистов.
Национальная избирательная хунта Аргентины систематически отказывала компартии в регистрации и не признавала законность "стихийных" бюллетеней в пользу ее кандидатов. В марте 1935 года накануне выборов в парламент было принято очередное решение подобного характера. В коммюнике избирательной хунты было подчеркнуто, что компартия представляет чуждые национальным интересам Аргентины силы, "деструктивные и радикально-подрывные в своей основе", подчиняющиеся "иностранному правительству", главным инструментом которого на международной арене является Третий интернационал. В коммюнике было подчеркнуто, что Верховный суд страны признал оправданным лишение "подрывных элементов" избирательных прав, как и применение к ним "адекватных мер воздействия" для защиты интересов граждан и государства.
В тюрьмах томились тысячи заключенных, и МОПР работы хватало. В личном разговоре с автором этого очерка Ф.Эдельман рассказала, что Иосифа Григулевича хорошо знали в партийных кругах и ценили как надежного товарища, энергичного организатора, предприимчивого "сборщика" денежных средств на нужды политзаключенных. Культ знаний был его характерной чертой. Иосиф посещал различные партийные курсы, настойчиво занимался самообразованием, не жалея своих скудных средств на покупку серьезных книг и свободного времени - на библиотеки.
По словам Эдельман, Иосиф был своим человеком в самых разных партийных "кабинетах", если можно таковыми назвать конспиративные квартиры КПА (или как их называли для маскировки "технические бюро"). К этому времени относится знакомство Григулевича с ведущими деятелями компартии Родольфо Гиольди и Викторио Кодовилья. У влиятельных партийцев сформировалось положительное впечатление о "Мигеле": "Кажется, парень весьма перспективный, с твердыми убеждениями, не гнушается черновой комработы". Особенно теплые отношения сложились у Иосифа с Армандо Кантони, секретарем райкома Буэнос-Айреса. Личная дружба пройдет проверку огнем в Испании. Помощь Армандо (с санкции Викторио Кодовилья) по подбору "необходимых людей" из членов партии, а также ее попутчиков и "сочувствующих" для включения в создаваемую в Аргентине разведсеть будет иметь для Григулевича решающее значение во второй половине 1941 года.
Можно с уверенностью сказать, что "Мигель" безболезненно вошел в работу КПА. Надо отметить, что не все посланцы Коминтерна "приходились ко двору" в латиноамериканских компартиях. Бывали случаи, когда "местные товарищи" отделывались под благовидным предлогом от тех, кто проявлял излишнее рвение и вмешивался в дела, далекие от их компетенции. По оценке ветерана чилийской компартии В.Тейтельбойма, высказанной им в первом томе воспоминаний "Парнишка 20-го века (накануне забвения)", "миссия агента Коминтерна состояла в корректировке политической ориентации, проведении определенной линии, новой организационной схемы и обеспечении спартанской дисциплины. В данном случае (в Коминтерне,- Н.Н.) исходили из посылки, что коммунистические партии все еще находятся в детском возрасте, и потому нуждаются в опекунах и инструкторах, чтобы избежать "плохого поведения" и отклонения от ортодоксальности. Несмотря на все глубинные различия, эти концепции и методы в чем-то походили на практику Универсальной католической церкви, хотя ее философия была иной".
По мнению Тейтельбойма, "без агентов Интернационала можно было вполне обойтись".
Григулевич обладал ограниченными полномочиями и ни в коей мере не претендовал на какие-либо директивные функции в КПА. Он подключился к работе МОПР и охотно занимался любой, в том числе и низовой работой. Претензий к нему со стороны ЦК не было никаких.
О степени доверия к нему говорит и тот факт, что руководство КПА планировало направить Григулевича в Бразилию для организации побега Карлоса Престеса и Родольфо Гиольди из тюрьмы после оглушительного провала авантюры Коминтерна с осуществлением революционного восстания в этой стране. Поездка Иосифа так и не состоялась из-за затяжки с оформлением "липовых" документов, но, главным образом, из-за гибели в Бразилии напарника Григулевича, который выехал туда первым и был выдан провокатором.
Нет сомнения, что Григулевич мог бы искренне повторить вслед за Эдельман: "Я храню о "Красной помощи" самые теплые воспоминания"... Эта организация "отражала самые прекрасные чувства, свойственные человеческому существу: солидарность - нежность между народами, - как весьма точно назвала ее никарагуанская поэтесса Джиоконда Белли. Тяжелые для трудового народа тридцатые годы продемонстрировали в то же время впечатляющий размах солидарности с политическими и профсоюзными заключенными и их семьями... С большой любовью вспоминаю о пожертвованиях небогатых кустарей и рабочих - русских, поляков, болгар, югославов, итальянцев и испанцев, которые прибыли в нашу страну, спасаясь от преследований. Они вступали в ряды "Помощи", несмотря на угрозу применения против них положений зловещего Закона 4144 о проживании иностранцев"...
Григулевич написал в своих автобиографических заметках, что совмещал революционную деятельность с трудовой. За два года "первого пребывания" в Аргентине он был продавцом радиоаппаратов, страховым агентом, журналистом, электриком. Много ездил по стране, выполняя партийные поручения. Хорошо изучил язык. Развивал опыт партийной работы, приобретенный в Вильнюсе. У него сложились неплохие связи в литовских эмигрантских кругах, хотя оценивал он их с "классовых позиций". Например, клуб взаимопомощи "Пролетариат" в Бериссо он считал "своим" и часто бывал там, чтобы обсудить последние новости из сметоновской Литвы. Были коммунисты и в клубе "Утренняя звезда". Позже он завел друзей и в организации демократического толка "Объединенные литовцы в Аргентине".
Ностальгические чувства были не чужды молодому Григулевичу. В поисках новостей с родины он с жадностью поглощал издаваемые в Аргентине литовские эмигрантские газеты: "Аргентинас Лиетуву Балзас", умеренно-националистического оттенка, и "Голос литовца в Аргентине", которая была старейшим органом эмигрантских организаций, ориентированных на создание подлинно конституционной и демократической Литвы. "Ни фашистов, ни коммунистов, ни сметонистов", - таким было направление газеты, находившейся под сильным влиянием "Центра взаимопомощи им. доктора Дж. Базанавичуса", основанного в 20-х годах, в самый пик литовской эмиграции в Аргентину. Особенно высоко Григулевич ценил литературно-политический журнал "Дарбас", издаваемый в Росарио П.Улявичусом, человеком прогрессивных взглядов. Впоследствии тот принимал участие в Гражданской войне в Испании на стороне республиканцев.
Разветвленными знакомствами обладал Григулевич в еврейской общине Буэнос-Айреса, коммунистические склонности которой в те времена явственно преобладали над сионистскими. Особенно близкие отношения сложились у него с обаятельной Флорой Тофф, секретарем ДАИА, руководящего органа еврейских организаций в Аргентине, и ее братом Моисеем, убежденным сионистом, занимавшим один из ведущих постов в ДАИА и "симпатизировавшим" коммунистам, как напишет через десять лет в одном из своих разведотчетов Григулевич. Попытки Тоффов вовлечь Иосифа в деятельность этой организации окончились ничем. Он внимательно прочел материалы 16-го Сионистского конгресса Аргентины: активизировать прием новых членов, шире пропагандировать еврейский язык и культуру, предпринять меры по сбору средств на цели колонизации и восстановления исторического "очага в Палестине". Для него - слишком узко. Марксистский взгляд куда масштабнее. "Только коммунизм способен разрешить проблемы национального характера, надо смотреть в корень проблемы", - убежденно внушал друзьям Григулевич.
Через семью Тофф он познакомился с сыном крупного аптекаря Мигелем Финштейном, на квартире которого Григулевич и прожил около года. В это время у него завязываются многие полезные связи в мелкобуржуазных еврейских кругах, которыми он воспользуется в годы Второй мировой войны. Главная тема разговоров - угроза германского фашизма, радикальный антисемитизм которого все отчетливее проявлялся во внутренней политике Гитлера и его последователей в Аргентине.
Наверное, не было в Буэнос-Айресе уголка, где бы не побывал неугомонный "Мигель". В порту ему знаком каждый док, каждый причал. Нередко приходилось посещать Матадерос - находящуюся на отшибе зону скотобоен, убийственные запахи которых затягивало порой и в окна Розового дома - президентского дворца. Заглядывал Иосиф и в Колегиалес, но реже. В этом удаленном от центра города районе, излюбленном немцами, нацисты "ударными темпами" рекрутировали новых членов в свои многочисленные организации. Коммунистов там чувствовали за версту и "встречали" соответственно. Местечковый дух царил в Ла Патерналь - среди его обитателей преобладали евреи, как и в Вилья Креспо, где находилась популярная торговая зона. Случались оказии и для посещения Вилья Девото - района, расположенного на возвышенности, и потому наиболее здорового для проживания. Когда-то он был "довольно аристократическим", и потому страшно притягательным для выскочек-нуворишей. "Своим" был "Мигель" в Авельянеде - большом индустриальном городе, который фактически сливается с Буэнос-Айресом. Достаточно пересечь Риачуэло по одному из мостов, и ты в Авельянеде, где находятся главнейшие заводы, холодильники и скотобойни Аргентины. Выходцы из бывшей России - белоруссы, украинцы и литовцы обитали преимущественно там. В этом же районе чувствовали себя как дома контрабандисты и уголовники - от воров до наемных убийц - пистолеро.
Один и с товарищами Иосиф посещал "вечера отдыха" в национальных общинах - "Славянском социальном клубе", "Польском доме" и, конечно, "Литовском очаге", который находился по адресу ул. Монтес-де-Ока, дом 320. Однажды ему довелось побывать там на праздновании 17-ой годовщины независимости Литвы, и на Иосифа повеяло строгостью официальных актов гимназии в Паневежисе: выступили влиятельные члены общины, посол Ионас Аукштуолис, затем исполнили концертно-музыкальную программу, гвоздем которой стали фрагменты из оперы "Бируте". "Вы живете в Аргентине, но ваш патриотичский долг - помогать Литве!" - таков был лейтмотив всех официальных речей.
К патриотизму взывали и бывшие бойцы армии Пилсудского, занесенные превратностями судьбы в Аргентину. Однажды они собрались в ресторане отеля "Савой" (где работал приятель Иосифа) на вечер, посвященный памяти Спасителя Польши от большевизма. Посол Ладислав Мазуркевич призвал патриотов-соотечественников помогать отчизне всем, чем возможно и со слезами на глазах принял из рук ветерана-инвалида ящичек с аргентинской землей, пообещав, что диппочтой она будет отправлена в Варшаву и рассыпана у подножия монумента Пилсудскому.
Сумел "просочиться" Иосиф со своим другом Финштейном и на масштабно организованный праздник немецкой общины. В зале Цирка Саррасани, украшенном свастиками и шестеренками (символом труда на благо рейха!), а также 50-ю флагами различных "непартийных" организаций, собралось более 12 тысяч человек, перед которыми выступили руководители НСДАП в Аргентине и посол Эдмундо фон Терманн, призвавший помогать национал-социалистической родине занять по праву принадлежащее ей лидирующее место на мировой арене. Затем всем раздали листочки со словами гимна "Германия превыше всего" и песни штурмовиков "Хорст Вессель". Пели слаженно и с чувством, словно на марше в боевых условиях.
- Тевтонский натиск на Южную Америку набирает силу, - поежился Финштейн. - Сегодня - Цирк Саррасани, завтра - Патагония, а затем и весь континент. Так и назовут его, Новая Германия". "Разговоры с Гитлером" Раушнинга, надеюсь, читал? Чувствую я, в один прекрасный день Буэнос-Айрес станет полем битвы с нацистами. Они все больше распоясываются...
Иосиф с ним соглашался, вспоминая различные "разъяснения" Коминтерна в отношении фашистской доктрины и фашистских государств. Беженцев из Германии и Италии в страну прибывало все больше, европейский котел постепенно разогревался. Излюбленным приемом в дискуссиях политиков стала угроза войной. Повсюду набирала обороты военная промышленность, и пресса охотно подсчитывала соотношение боевых единиц в военных флотах, авиационных армиях и танковых колоннах потенциальных соперников. Едва ли не ежедневно появлялись сенсационные материалы о новых образцах боевой техники. Летчики ставили рекорды полетов на дальность, и все понимали - отрабатываются будущие бомбардировочные рейды. Германские линкоры то и дело наведывались к берегам Бразилии и Аргентины, и эксперты многозначительно кивали головами: идет ознакомление с будущими районами битвы за Атлантику. Прилеты пассажирских дирижаблей Германии на континент тоже воспринимались многими как демонстрация нацистской мощи и претензий на "особое" положение в Южной Америке. "14 200 000 немецких эмигрантов, проживающих в странах Западного полушария, - это первый десант Германии, за которым последуют другие", - вычитал Иосиф в пропагандистской книжке, распространявшейся на нацистском слете в Цирке Саррасани.
В правящих кругах Аргентины неторопливо вызревающий военный пожар в Европе рассматривался сугубо с прагматических позиций. Нейтралитет в годы первой мировой войны благотворно сказался на экономике и финансах страны, позволил с огромной выгодой продавать сырьевые материалы и сельскохозяйственную продукцию сражающимся сторонам. Латифундисты и обслуживавшая их военно-политическая элита и тени сомнения не допускали в том, что национальная стратегия "на перспективу" останется прежней: нейтралитет и только нейтралитет! Именно он придаст новый живительный толчок производительным силам, позволит укрепить денежную систему страны, аккумулировать значительные золотые запасы, которые гарантируют Аргентине стабильность, процветание и социальный мир в послевоенное время.
Лучезарные перспективы приятно волновали не только власть предержащих, близкий мираж всеобщего процветания приятно возбуждал обывателя, и улицы Буэнос-Айреса отражали эту всеобщую эйфорию: витрины ломились от товаров. По количеству ювелирных и меховых магазинов на квадратный километр аргентинская столица являлась без всякого сомнения мировым лидером. И утром и вечером беспечная публика переполняла танцзалы и кинотеатры. Особенной популярностью пользовались "шпионские" фильмы. В английских и французских лентах шпионами были немцы. В немецких - англичане, французы и русские "большевики". В роскошных кинозалах "Рекс", "Опера", "Идеаль", посещаемых состоятельными людьми, кадры кинохроники с Гитлером и Муссолини сопровождались поощрительными аплодисментами. Им симпатизировали. В затрапезных "киношках" рабочих кварталов - фашистских вождей неизменно освистывали, но Сталина и когорту его "железных наркомов" приветствовали овациями. Классовые симпатии и антипатии сохранялись незыблемо.
Рестораны, которые в Аргентине никогда не могли пожаловаться на отсутствие клиентов, переживали самый настоящий бум. Дешевые распродажи, которые устраивали модные универмаги, чтобы избавиться от товарных завалов, становились праздниками для людей с небольшими доходами. Иосиф долго щеголял в модных туфлях "Гат и Чавес", купленных в один из таких дней оглушительных скидок. В них и танцевалось лучше. Музыкальные шлягеры того времени - "Кукарача", "Кариока" и многие танго Карлоса Гарделя - дожили до наших дней. Они как нельзя лучше отражают беззаботный эмоциональный настрой той эпохи. Трудно ему сопротивляться, когда ты молод и в твоей жизни все еще впереди. Поэтому танцевальных вечеринок в пролетарских "барриос" районов Бока или Барракас было ничуть не меньше, чем в богатых кварталах Большого Буэнос-Айреса.