II

CТЕКЛО, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ТО, ЧТО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ

Шлифованное с внутренней стороны, зеркало перестает быть зеркалом и превращается в стекло. Зеркала служат, чтобы видеть эту сторону, а стекла - чтобы видеть другую.
Зеркала существуют для того, чтобы шлифовать их.
А стекла - чтобы разбить их... и перешагнуть на другую сторону...

Из гор юго-востока Мексики
Субкоманданте Маркос

P.S., который, являясь отражением реального и воображаемого, ищет среди стольких зеркал стекло, чтобы разбить его.

ДУРИТО IV

Раннее утро. Город Мехико. По соседствующим с Сокало улицам бредет Дурито. Одетый в крошечный плащ и в нахлобученной в стиле Хэмфри Богарта из Касабланки шляпе, Дурито рассчитывает остаться незамеченным. Но не нужны для этого ни одежда, ни медленная крадущаяся походка Дурито, прижимающегося к теням, которые бегут от освещенных витрин. Тень от тени, неслышный шаг, нахлобученная шляпа и плащ, волокущийся по асфальту. Ранним утром идет Дурито по городу Мехико. Никто не замечает его. Его не видят, не потому, что он хорошо замаскировался, и не потому, что эта маленькая фигурка, крошечный дон Кихот переодетый в детектива пятидесятых, едва различим среди груд мусора. Дурито идет среди клочьев бумаги, которые влекомы чьими-то ногами или неожиданным порывом утреннего ветра федеральной столицы. Никто не видит Дурито по той простой причине, что в этом городе никто никого не видит.

"Этот город болен", пишет мне Дурито, "болен одиночеством и страхом. Это большое сообщество одиночеств. Это много городов, по одному на каждого, кто в них живет. Дело не в сумме отчаяний (тебе знакомо одиночество, более отчаявшееся, чем это?), а в его мощи; каждое одиночество умножается на количество окружающих одиночеств. Как будто одиночество каждого становится частью этих "зеркальных домов" что бывают на провинциальных ярмарках. Каждое одиночество - зеркало, отражающее другое одиночество, которые как зеркало отражает одиночества".

Дурито начал понимать, что он на чужой территории, что этот город - не его место. В своем сердце и в этом утре Дурито начинает собирать чемоданы. Эта прогулка для него - подведение итога, похожая на последнюю прощальную ласку уходящего любовника. Иногда прохожих становится меньше и усиливается вой сирен патрульных машин, которые проносятся мимо иногородних. И Дурито, как один из этих иногородних, останавливается на углах каждый раз, когда улицу пересекает красно-синее мигание. Дурито пользуется сообщничеством подъезда, чтобы зажечь при помощи партизанской техники свою трубку: незаметная искорка, глубокий вдох и дым, обволакивающий лицо и взгляд. Дурито останавливается. Он смотрит и видит. Напротив него - освещенная витрина. Дурито подходит и смотрит на большое стекло и то, что за ним предлагается. Зеркала всех форм и размеров, фарфоровые и стеклянные фигурки, хрусталь и музыкальные шкатулки. "А говорящих шкатулок нет", говорит себе Дурито, вспоминая долгие годы, проведенные в сельве юго-востока Мексики.

Дурито пришел попрощаться с городом Мехико и решил сделать подарок этому городу, проклинаемому всеми и не покидаемому никем. Подарок. Таков Дурито - жучок из Лакандонской сельвы в центре города Мехико.

Дурито прощается подарком.

Он делает элегантный магический жест. Все застывает, огни гаснут, как гаснут свечи, когда медленный ветер лижет их лица. Следующий жест - и яркий луч освещает одну из музыкальных шкатулок витрины. Танцовщица, в легком лиловом платье, протянув вверх руки, удерживает свою позицию вечного равновесия на цыпочках. Дурито пытается повторить эту позу, но немедленно запутывается в многочисленных лапках. Следующий магический жест - и возникает пианино размером в сигаретную пачку. Дурито садится за пианино и ставит на подставку пивную банку, которую кто знает, где взял, но, скорее всего, достаточно давно, потому что она уже наполовину пуста. Дурито хрустит пальцами, пытаясь размять их, как это обычно делают пианисты из бара перед фильмом. Дурито поворачивается к танцовщице и склоняет голову. Танцовщица начинает двигаться и делает реверанс. Дурито мурлычет какую-то неизвестную тонаду, постукивая в такт лапками, потом закрывает глаза и слегка покачивается. Звучат первые ноты. Дурито играет в четыре руки. С другой стороны стекла, танцовщица начинает вращение и медленно поднимает правое бедро. Дурито склоняется над клавишами и с яростью обрушивается на них. Танцовщица делает свои лучшие па, насколько это позволяет ей ее заключение в музыкальной шкатулке. Город стирается. Не остается ничего, только Дурито за своим пианино и танцовщица в своей музыкальной шкатулке. Дурито играет и танцовщица танцует. Город удивлен, его щеки горят, как от неожиданного подарка, приятного сюрприза или хорошей новости. Дурито отдает ему лучший из своих подарков - небьющееся и вечное зеркало, прощай, которое не болит, а облегчает и очищает. Спектакль длится всего несколько мгновений, последние ноты гаснут согласно тому, как вновь обретают свою форму города, населяющие этот город. Танцовщица возвращается к своей неудобной неподвижности, Дурито втягивает голову в плащ и делает легкий реверанс в сторону витрины.

"Ты навсегда останешься по ту сторону стекла?" - спрашивает у нее и у себя Дурито. "Ты всегда будешь с той стороны моего отсюда и я всегда буду с этой стороны твоего оттуда?"
"Будь счастлива и прощай навсегда, моя дорогая несчастная счастливица. Счастье - это как подарок, оно не дольше короткой вспышки, но всегда оно того стоит."

Дурито переходит улицу, поправляет на себе шляпу и бредет дальше. До того как свернуть за угол, он поворачивается к витрине. Стекло украшает дыра, похожая на звезду. Бесполезно звучат сирены. За стеклом уже нет танцовщицы из музыкальной шкатулки...

"Этот город болен. Излечение наступит, когда его болезнь войдет в стадию кризиса. Это коллективное одиночество, умноженное на миллионы, сможет найти себя и причины этого бессилия. Тогда и только тогда этот город лишится серого цвета, в который он одет сегодня и украсит себя цветными лентами, которых так много в провинции.
Этот город живет в жестокой игре зеркал, но игра зеркал бесплодна и бесполезна, если нет в ней, как цели, стекла. Достаточно понять это, и как кто-то сказал, бороться и начать быть счастливым...
Я возвращаюсь, приготовь табака и бессонницы. У меня есть много чего рассказать тебе, Санчо", заканчивает свое письмо Дурито.

Рассветает. Несколько фортепианных нот сопровождают наступающий день, и Дурито уходит. Солнце на востоке - словно камень разбивающий стекло утра...

Еще раз всего наилучшего. Привет и пусть сдаются пустые зеркала.

Суп, встающий из-за пианино
и растерянно ищущий
среди стольких зеркал
дверь для выхода... или для входа?

Перевод Олега Ясинского, Чили.