От Магдалены до Ориноко
Страница 4 из 6
Июнь – август 2008 г.
Путевые заметки о Колумбии и Венесуэле
Автопробегом по терроризму.
Достаточно закрыть глаза, и возвращается эта смесь дорог, облаков и тумана. Разные оттенки зелени, прочерчивающие четкую границу с небом. Красная сырая от дождя земля, которая пахнет весной или могилой.
Как мы и договорились, в полседьмого утра я жду Генри в дверях отеля с рюкзаком, наполненным, как обычно, в последний момент фаршем из носков, футболок, книг, батареек, блокнотов и предметов личной гигиены. Адриана, дежурная по отелю, следит, чтобы я не вышел далеко на улицу, «потому что опасно» и не заходил слишком глубоко в ворота, потому что «тогда с улицы меня не видно». На узкой улочке темно и свежо, под ближайшим фонарем видны неподвижные тени спящей семьи, в роли звезд – лампочки чердаков здания напротив. Пока жду появления фар джипа Генри, наблюдаю за тем, как сонная Адриана пытается понять, кто, куда и зачем увезет сейчас этого странного постояльца. После получаса ожидания звоню и выясняется, что экс-генерал разведки заблудился в центре столицы, хором с Адрианой задаем нужную ориентацию, и проблема благополучно разрешена.
В Боготе есть ограничения на циркуляцию автомобилей с разными окончаниями номеров по дням недели, поэтому важно выехать из города до того, как по времени это ограничение вступит в действие. При выезде на трассу вспоминаю, что специально купленная два дня назад самая подробная карта дорог Колумбии осталась лежать в отеле.
В эти первые часы поездки мы испытываем друг к другу чувство некоторого раздражения или недоверия, или просто это мне хочется спать и мир в эти рассветные часы кажется неудобным и враждебным. Генри заводит беседу о том, что больше всего в жизни его волнует – о Боге. Первые осторожные вопросы – о том, как я объясняю себе устройство мироздания, и не приходило ли мне когда-нибудь в голову задуматься о сложности и неслучайности всей этой жизни. Хорошая тема для упражнения по стыковке первых утренних нейронов. После первого часа беседы, которая состоит из моего монолога о человеческих интерпретациях Неведомого и потребности обретения Смысла, замечаю, что меня не особо слушают, готовя следующие провокационные евангелистские вопросы.
Еще через какое-то время мы сворачиваем с уже знакомой мне трассы на Толиму и продолжаем путь по узким проселочным дорогам в окружении буйной субтропической зелени. Масштабы окружающего пейзажа гор и обрывов в постоянном диалоге с облаками-туманами, облаками-укрытиями, облаками-дождями и облаками-реками будят мое еретическое сознание куда больше, чем разговоры на богословские темы.
Генри говорит, что хочет посвятить меня в один из своих главных секретов. Вскоре вдоль нашей дороги виднеется длинный белый забор с крестиками и ромбиками. «Как ты думаешь, что находится за этим забором?», - загадочно спрашивает Генри. «Скорее всего, - кладбище», честно и не думая отвечаю я. Взглянув на посерьезневшее лицо Генри, понимаю, что лучше было бы промолчать. Огороженный кладбищенской оградой участок оказался его загородным домом, тайным местом уединения его семьи и нескольких ближайших друзей.
Большой колониальный дом с садом, беседками и верандами. В небольшой пристройке проживает молодая семья крестьян с ребенком, которая за всем этим присматривает. Здесь собрана главная гордость и хобби Генри – коллекция орхидей, которые он уже больше десяти лет привозит сюда из разных диких уголков Колумбии. Показывая коллекцию, Генри беседует с каждой из орхидей и просит у нее разрешение сделать фото. На веранде дома и на множестве деревянных пристроек и перил сидят чучела птиц. Эта зловещая комбинация из мертвых птичек и живых орхидей в удаленной от дорог субтропической фазенде кажется идеальной сценографией для средненького фильма ужасов. Прислуга приносит сок и кофе. Сажусь в огромное кресло-качалку и, пока Генри продолжает беседовать с орхидеями, засыпаю.
Продолжение пути – по «линии». «Линия» - это серпантин через горы Центральной Кордильеры из Толимы в главную кофейную провинцию страны – Киндио. Наверное, изо всех дорог Колумбии эта – самая живописная. Медленный подъем вдоль деревушек под склонами, засаженными бананами и неизвестными мне субтропическими культурами. Деревья, кусты и дома, нависающие над пропастью, гигантские разломы земли и десятки водопадов, стекающих прямо на трассу с лесов, которые над нами. Эта дорога – подъем в парамо (пустынное плоскогорье, плато), особую высокогорную экосистему, начинающуюся в Эквадоре и проходящую через всю Колумбию в соседнюю Венесуэлу. Дождливое и холодное парамо парит над облаками и является отдельным миром, населенным только здесь встречающимися животными и растениями. 83 километра от Ибаге до столицы Киндио – Армении, кажутся бесконечными. Сейчас здесь строится крупнейший в стране туннель длиной почти в 9 километров, который позволит сократить эту дорогу чуть ли не в два раза. Очень часто в пути встречаются следы оползней – результат дождей, в этом году особенно долгих и обильных. Многие домишки состоят только из деревянного каркаса, обтянутого черным пластиком, и в каждой более или менее большой деревеньке – военные посты и втиснутая между домами бронетехника. Окружающие нас холмы и особенно парамо – территория, контролируемая ФАРК.
Продвигаемся очень медленно в длинной цепочке грузовиков и автобусов, пока не случается то, что предполагалось с самого начала – оползень впереди. Дождь и сумерки приходят одновременно. Мимо нас по самой кромке Линии продвигается специализированная тяжелая техника для уборки и вывоза тонн камней и земли с дороги. Потом на велосипедах появляются жители соседних деревень с бутербродами и горячим кофе, заставляя задуматься о том, что без оползней и с законченным туннелем, их жизнь заметно осложнится.
Поглощая горячий хлеб со щедрыми порциями козьего сыра, мы с Генри возвращаемся к духовным беседам и постепенно спускаемся с небес на землю, к его жизни в посюстороннем измерении. Генри, которому чуть больше 50-ти, поражает воображение своими совершенно консервативными и ультратрадиционными понятиями о взаимоотношении полов, воспитании детей и нормах повседневной жизни. Он убежден, что главное в жизни – это семья и Библия, и все наши сегодняшние проблемы – из-за того, что мы отошли от этого. Но его дети, живущие между Штатами и Колумбией, уже не такие. Старший сын, приезжающий к нему в гости со своей американской невестой, еще не женат, но они останавливаются у него дома в одной комнате. Генри рассказывает, как непросто было ему смириться с этим и как он изменился в последние годы. «Колумбия – одна семья, - говорит он. - В этой семье не хватает любви. Для улаживания семейной ссоры вместо поиска диалога приглашается соседский громила». Я не думаю, что Колумбия – одна семья, я вижу много колумбий и чуть ли не единственный элемент их объединяющий – это насилие. «Соседский громила» не нуждается ни в чьем приглашении – он давно здесь хозяин, режиссер и постановщик этой драмы.
Мы не спорим, наши беседы – скорее обмен монологами, помогающий обоим увидеть и удивиться разности нашего восприятия. Утреннее недоверие проходит, и я чувствую, что мы становимся друзьями. Вся оставшаяся поездка станет дискуссией с элементами взаимного стёба и без какой-либо дипломатии или «рамок приличий», потому что основа всего этого – большое взаимное доверие и искренность, делающие возможными любые чудеса. Аллилуйя.
Следующие шесть часов проводим в этой пробке в парамо, пока где-то впереди под дождем расчищают завал.
Поздно ночью (или рано утром) видим внизу огни города и еще через полчаса мы - в Армении, одном из самых интересных колумбийских городов.
Армения была основана на месте одного из имений, хозяевами которого были, видимо, армяне из Армении европейской. Но название это утвердилось окончательно несколько позднее, когда миру стало известно о геноциде армян в Турции, и жители Армении колумбийской решили выразить таким образом свою солидарность. Этот город – кофейная столица страны и второй туристический центр после знаменитого карибского курорта Картахена. По уровню жизни Армения и вся провинция Киндио – самая благополучная часть страны. Но больше известна Армения не этим. В 13:19 25 января 1999 г. здесь случилось землетрясение силой в 6,2 баллов. За основным, самым сильным, последовали последующие толчки, многократно усилившие разрушительный эффект первого. 60% зданий города было разрушено. 200 000 человек остались без крова. По официальной статистике, во время землетрясения погибло 1230 человек и 3900 пропали без вести. Еще около тысячи стали жертвами разгула мародерства и бандитизма в первые дни хаоса, когда большая часть населения Армении жила на улице. Поскольку спасательные и ритуальные службы были совершенно не подготовлены к трагедии такого масштаба, большинство погибших были похоронены без опознания в братских могилах, а часть так и осталась под завалами. Произойди это землетрясение ночью, число жертв было бы страшно представить. Сегодняшняя Армения - самый современный, чистый и новый из колумбийских городов. Весь исторический центр города отстроен заново и напоминает мне один из микрорайонов, из тех что строились в Союзе в 70-е и начале 80-х. Но главное мое впечатление другое – глаза и брови армян колумбийских оказываются невероятно похожим на брови и глаза армян армянских.
Поселившись в два часа ночи в довольно дорогом и неуютном во всех отношениях отеле, следуем совету портье и заказываем пару гамбургеров из соседнего заведения. Никогда раньше я не представлял, что гамбургеры могут быть такими большими и вкусными. Вива Армения!
В первую половину следующего дня едем в соседний с Арменией поселок Саленто. Дорога на Саленто знаменита тем, что на ней время от времени любил приземляться один из местных наркотрафикантов, а расположенные на живописных склонах мансьоны (особняки) его друзей и родственников были около десяти лет назад экспроприированы правительством, но так и остались брошенными. Никто почему-то не решался с тех пор ни купить, ни арендовать их.
Может быть, не совсем всё, что мне рассказывают, правда, но слушать интересно. Оказывается, что один из медельинских друзей Генри по духовной линии – бывший личный певец Пабло Эскобара, и если мы привезем сюда российских туристов – обязательно надо будет познакомить. Генри подумывает о том, как за счет туризма в Колумбию можно будет финансировать деятельность его фонда по налаживанию мирного процесса. Трудно сказать, насколько он осознает, что в сравнении с силами, стоящими сегодня за правительством и сделавшими войну образом жизни, Пабло Эскобар это почти что мать Тереза из Калькутты.
Саленто – маленький, чистый и уютный туристический городок, с точки зрения истории – старший брат Армении. Здесь красиво и скучно. Можно пройтись по пешеходной зоне центра, где наклонный рельеф, колониальные фонари и свежевыкрашенные в разные цвета дома напоминают немного буэнос-айресский квартал Ла-Бока и немного чилийский Вальпараисо, только все намного меньше и упорядоченнее. Можно подняться на фуникулере и фотографировать открывающийся оттуда пейзаж долины с рекой и сосновыми лесами, если, конечно, не думать, что подобные фотографии выходят обычно плоскими и не передают даже ничтожной часто того масштаба и простора, который хотелось бы передать. В восходящих потоках воздуха внизу под нами летает пара орлов. Туристы возле нас покупают сувениры, пьют кофе и щелкают фотоаппаратами... картина возможная чуть ли не в любой предгорной точке Латинской Америки, от центра Мексики до середины Чили.
Спустившись в город, долго беседуем с Хайро – молодым пастором, который еще лет шесть назад был мелким трафикантом, а сейчас совмещает церковную жизнь с работой туристическим гидом, «потому что Господь благословил меня способностью к языкам». Хайро говорит, что в последние месяцы ему все чаще снится Россия и что, наверное, это знак того, что ему необходимо выполнить там какую-то важную миссию, и сейчас он ищет преподавателя и учебники, чтобы серьезно заняться русским языком. У Хайро нет почти никакого формального образования, но университеты выживания уличных детства и юности сделали его интереснейшим собеседником. В ходе разговора о происходящем в стране и регионе он представляет историю в лицах, блестяще пародируя ведущих политиков, Буша и партизанских командиров. Генри потом расскажет мне, что в здешних евангелистских кругах Хайро известен как «пастор-клоун», благодаря его способности и привычке смеяться над собой и жизнью. «Два моих главных занятия – молиться и дурачиться», - признается он.
Мы возвращаемся в Армению, Генри осуществляет свои угрозы, и я впервые попадаю в евангелистскую церковь, где нас уже ждут. Генри представляет меня присутствующим как «брата, которого Господь пока не благословил верой, но который признает возможность существования Высшего существа», т.е. как заблудшую, но не совсем потерянную овцу. Потом он добавляет, что «Бог свел нас, чтобы выполнить миссию по приближению мира в Колумбии, и цель предстоящей поездки – увидеть и рассказать миру правду о происходящем, потому что Господь наделил моего украинского брата даром писания репортажей». Потом начинается поучительная беседа о семье, которая открывается вопросом Генри к присутствующим: «Какое слово самое сладкое?»... В этот момент мой грешный, почти отчаявшийся и ищущий спасения взгляд встречается с другим взглядом, и эти глаза меня больше не отпускают. Всё в мире становится на свои места, я готов добровольно и в одностороннем порядке приблизиться к Богу, бормотание братьями-евангелистами сладких слов превращается в классическую арию, моя душа становится сердцем, а стены церквушки - ребрами с целью защиты ее от внешних влияний. Наши взгляды выстраивают мост из четырех стихий, отражая реку под, облака над и всеобщую неуместность, невозможность и неизбежность этой волны, подкатившей к горлу. В ходе намеченных мероприятий мы немного общаемся, но это так, для виду. За нас общаются наши глаза. Они знают, что должны проститься, но мы не давали им на это никаких полномочий. Прощание совпадает со знакомством, и я узнаю, что имя хозяйки глаз – Ленин. Покинув пределы храма, уже от Генри я узнаю, что все это время я сидел возле мужа Ленина, и что будь этот бедный муж просто ленинцем, а не христианином-евангелистом... И мне ничего не оставалось, как поблагодарить нашего Господа за еще одно чудесное спасение, поспорить о «самом сладком из слов», которое все-таки, наверное, не «отец» и послушно сесть в машину...
Так, раненный взглядом и благословленный армянским приходом, трагикомически-торжественно попрощавшимся с нами, я покидаю этот славный кофейный город.
Едем в сторону Кали. Вдоль дороги, в тени банановых деревьев - плантации кофе. Глядя на еще зеленые, промытые недавним дождем плоды, не могу не вспомнить о том, когда я в последний раз был на кофейной плантации и собирал кофе. Никарагуа, декабрь 1988 года. Сандинистская революция, солидарность людей из разных стран, мечты всего континента... Манагуа, жара, переполненный школьниками автобус, втиснувшись в который ловлю взгляды и вдыхаю аромат тропиков, которые пахнут дерьмом и апельсинами. Предпоследний год власти сандинистов, неравная война маленькой трехмиллионной крестьянской страны с империей, где танкам, банкам и круглосуточной лжи в эфире противостоит энтузиазм юных участников кампании по ликвидации безграмотности и пространные декларации солидарности издалека тех, кто через несколько лет предаст своих и чужих мертвых и станет добровольными вассалами иностранных держав на одной шестой части суши. А лидеры сандинистской революции будут разыгрывать между собой экспроприированные поместья диктатора Сомосы, преследовать бывших товарищей по оружию, каяться в несуществующих грехах и клясться в верности новым хозяевам. Старый дребезжащий на одной из дорог Манагуа автобус, духота от времени и мыслей. Ловлю взгляд старика на заднем сидении. В его крестьянских руках – «Маленький принц» Экзюпери. Вдруг понимаю, что что бы ни случилось теперь, эта преданная и брошенная революция была не напрасна. На ум почему-то приходит мелодия песни Виктора Хары, где такие слова «как трудно найти в тени ясность, потому что солнце, которое нас слепит, обесцвечивает правду...» Прошло всего двадцать лет. Всё изменилось... Всё? Изменилось?
Наш путь – в район долины реки Каука, в муниципалитеты Флорида и Прадера и «партизанскую столицу» - городок Коринто. Это одна из самых конфликтных зон страны, обладающая идеальными условиями для затяжной партизанской войны, и очищение от войск именно этого района требует ФАРК как предварительное условие для начала мирных переговоров. Еще несколько лет назад захват и похищение заложников из проезжавших по этим дорогам было повседневной реальностью. Сегодня войска выбили партизан из всех основных населенных пунктов, и армейские патрули круглосуточно охраняют по крайней мере наиболее важные участки основных трасс. Ездить по дорогам Колумбии стало безопаснее. Мне необходимо встретиться с людьми, живущими в этой «партизанской зоне», чтобы услышать их мнение о конфликте и его участниках.
Заезжаем в городок Пальмира, где нас ждет у себя дома и в кругу семьи следующий связной – индейский пастор Педро, добровольный ответственный за мирные инициативы Генри в районе от Кали до Коринто. Очень умный и приятный в общении человек, Педро оказывается одним из самых политизированных руководителей местной евангелистской церкви и прекрасно осведомлен о борьбе индейских движений от Мексики до Чили.
Мы говорим о необходимости доверия и взаимодействии между религиозными и светскими организациями, борющимися против насилия. Он вспоминает о временах двадцатилетней давности, когда он был торговцем одеждой и в поисках клиентов забирался далеко в сельву, в районы, находившиеся под контролем ФАРК. «Все люди работали и жили достаточно сносно, партизаны всегда помогали крестьянам строить дома, чинить домашнюю утварь и учителя из них учили грамоте. Существовала довольно жесткая, но в целом справедливая дисциплина. Воровство и насилие по отношению к женщинам строго наказывались. Крестьяне не то чтобы чувствовали ФАРК своей армией, но отношения были скорее дружеские, чем другие. Потом, с расширением плантаций коки всё изменилось... Всё очень изменилось с тех пор...». Я фотографирую самую красивую девочку Пальмиры - дочь Педро – и она с удовольствием позирует дома и во дворе.
После прекрасного обеда они всей семьей пытаются уговорить нас остаться у них на ночь, Педро хочет побольше узнать о Чили и бывшем Союзе, но мы действительно спешим и надо ехать дальше, чтобы до наступления темноты добраться до Коринто. Педро связывается с церковью Коринто, где нас уже ждут, потом, как обычно, нас благословляют, желая пути «без приключений», и мы едем дальше.
Мы проезжаем по удивительным местам, небольшим селениям, жители которых – пестрая смесь всех рас, живущих в Колумбии.
На натянутых над улицами проводах – странный паразит в виде пучков травы, который очень напоминает птичьи гнезда.
Несколько раз выходим попить кофе или пива в придорожных кафе. Заметно, что мы довольно сильно выделяемся из здешнего человеческого пейзажа, на нас смотрят со смесью любопытства и недоверия, и, как это принято во всех провинциях мира, все здороваются.
Достаю фотоаппарат и, делая вид, что снимаю сидящего напротив Генри, пытаюсь фотографировать проходящих и проезжающих мимо людей.
В пути Генри говорит мне: «Эта машина, которую мы только что обогнали, и сидящие в ней люди – типичные парамилитарес». Я поворачиваюсь назад и вижу среднего размера открытый джип армейского образца и сидящих в кузове бритых и серьезных молодых людей с рюкзаками. «Пожалуйста, больше никогда так не делай», - тихо реагирует Генри, и наступает молчание.