Notcoin — будущий дроп от TON/Telegram

Комментарии к статье "Иван Солоневич возвращается с чужбины"

Игорь Воронин - http://monarhist.info
12 Октября 2001
"Родом Солоневич из небольшой деревни Гродненской губернии…"
Село Рудники Пружанского уезда Гродненской губернии.

"Его отец был сельским учителем, а кроме того, еще писал заметки в местные газеты. Корреспондентская деятельность Солоневича-отца была замечена самим Петром Столыпиным, тогда - губернатором Гродно, и он помог народному учителю перебраться в город, основать там "Белорусское общество" и газету "Белорусская жизнь", чтобы противостоять ополячиванию и окатоличиванию белорусов. В издательской деятельности Лукьяну Михайловичу помогали сыновья - Иван, Всеволод и Борис…"

Из Солоневича: "Мой отец - в детстве свинопас, потом народный учитель, потом статистический чиновник в Гродно, потом редактор "Гродненских губернских ведомостей" при П. А. Столыпине, потом издатель газеты "Северо-Западная Жизнь" на деньги того же П. А. Столыпина, тогда уже премьер-министра". (Пути, ошибки и итоги // Белая Империя, С. 275)

Газета "Белорусская жизнь" издавалась с 1 января 1911 по 5 сентября 1915.

С 10 августа 1911 - газета называется "Северо-Западная жизнь".

Выходила сначала в Вильно, с 3 мая 1912 - в Гродно, с 9 марта 1913 - в Минске.

Мать И. Л. - Юлия Викентьевна, урожденная Ярушевич. Умерла 1 мая 1915 года в Минске "после непродолжительной, но тяжкой болезни (воспаление легких)" (Северо-Западная Жизнь, № 103. - 2 мая 1915). По некоторым данным, Лукьян Михайлович и Юлия Викентьевна были в разводе.

Всеволод и Борис, в отличие от Ивана, учились в гимназии в Вильно. Все их "участие в издательской деятельности" - это публиковавшиеся на страницах "Северо-Западной Жизни" письма к отцу-редактору из прифронтового Вильно. Иван о своей учебе сообщает следующее: "Я вышел из третьего класса гимназии отчасти потому, что финансовые дела моего отца были в те времена совсем окаянными, а главным образом потому, что гимназичес-кой рутины я переварить не мог. Это стоило больших се-мейных драм. Но тот день, когда я покинул захолустную гродненскую гимназию, был, пожалуй, таким же радост-ным, как день перехода советской границы". (Пути, ошибки и итоги // Белая Империя, С. 281)

Гимназию Иван закончил экстерном. Помимо журналисткой работы в газете отца - необходимо отметить его успехи на спортивном поприще. Самый яркий - второе место на первенстве России по тяжелой атлетике в 1914 году. Вот что писали спортивные издания того времени:

"Как мы уже сообщали, на розыгрыш всероссийского первенства 1914 г. по тяжелой атлетике из Минска выехали в Ригу два члена минского атлетического о-ва Sanitas И. Л. Солоневич и А. В. Александрович.

Оба выступали в поднимании гирь. Первый занял 2-ое место в тяжелом весе и пытался побить мировой рекорд в выжимании правой рукой, поставленный в 1904 г. известным атлетом А. Елисеевым, но не дожал семи фунтов. А. Александрович занял первое место в группе среднего веса". (Минские спортсмены в Риге // Северо-Западная Жизнь, № 39, 18 февраля 1914 г.)

"Солоневич (из минского "Санитаса") дал лучший жим 230 фунтов, как и Краузе. В будущем это хороший гиревой чемпион". (Первенство России на 1914 год // Русский Спорт, № 8, 23 февраля 1914 г., с. 10)

"Неожиданно и очень приятно поразил своим выступлением многообещающий ученик Александровича из минского отделения об-ва Санитас Солоневич. Выступая в тяжелом весе, он смог остаться на втором месте, отодвинув, правда, с очень небольшим преимуществом на третье - москвича Лескиновича. Это тем более замечательно, что в тяжелой атлетике Солоневич в полном смысле слова - новичок и публично в состязании участвовал впервые. В его работе совершенно не замечалось знания темпа, но удивила огромная сила, исключительно благодаря которой он и показал свои исполнения". (К Спорту, № 9, 1 марта 1914 г., с. 7)

"Второй приз получил многообещающий атлет Солоневич ("Санитас", Минск), выжавший двумя 230 фунтов без малейшего отгиба и толкнувший правой 198 фунтов. Вне программы Солоневич выжал правой 120 фунтов, рекорд внушительный, недоступный даже для Краузе". (Всероссийские первенства // Русский Спорт, № 9, 2 марта 1914 г., с. 9)

"Оба наших спортсмена выступают и в качестве первых пионеров спорта в нашем городе. <…> И. Л. Солоневич проектирует открытие русского гимнастического общества "Сокол". Летом И. Л. и А. В. предполагают заняться организацией футбола и легкой атлетики". (Спортивная пресса о минских спортсменах // Северо-Западная Жизнь, № 54, 7 марта 1914 г.)

С 18 февраля 1915 - И. Л. фигурирует в качестве издателя "Северо-Западной Жизни", его отец оставляет за собой пост редактора.

В период работы в "Северо-Западной Жизни" Солоневич заводит семью. Супруга - Тамара Владимировна, урожденная Воскресенская, племянница известного знатока еврейского вопроса А. С. Шмакова.

"Годы революции и гражданской войны разметали семью по всей стране. Всеволод погиб в 1920 г. в армии Врангеля, а Иван и Борис встретились только в 1925-м в Москве. Первый служил тогда инспектором физкультуры в профсоюзах, а второй - инспектором физической подготовки в военно-морском ведомстве".

Здесь явный пробел: в 1915 Солоневич переезжает в Петроград, устраивается работать в "Новом Времени". Между февральским и октябрьским переворотом заканчивает юридический факультет Петроградского университета.

Первая встреча Ивана и Бориса после Гражданской войны произошла не в Москве, а под Одессой - в маленьком городке Ананьеве. Борис в книге "Молодежь и ГПУ" вспоминал:

"А еще говорят — нет чудес — Эй, товарищ Солоневич! Зайди-ка наверх — тебе письмо тут есть.

Я поднял голову. Из окна канцелярии военкомата, {на} 4 этаже, ухмылялось лицо какого-то приятеля. {86}

— Да времени, брат, нет. Брось-ка, голуба, его просто вниз!

Через минуту белый листок конверта, колыхаясь и скользя, упал на мостовую. Я поднял письмо, поглядел на адрес и радостно вздрогнул. Почерк старшего брата... Больше двух лет мы не видали друг друга... Чорт побери — значит, он жив и в России!..

На письме был штемпель Москвы. "Каким ветром занесло его в Москву?" мелькнуло у меня в голове. Но сейчас же я и сам рассмеялся такому вопросу. Таким же — как и меня в Севастополь. Путанные ветры были в те времена...

"Милый братик Боб, — писал Ваня, — посылаю тебе письмо наудачу на адрес Севастопольского Всевобуча. Тебя, как чемпиона, там должны, конечно, знать и найти...

Можешь себе представить, как я дьявольски рад, что ты жив. А по совести говоря, я и не надеялся видеть тебя на этом свете.

А узнал я о тебе до нелепости случайно. В Москве теперь я проездом. Живу с Тамочкой и Юрчиком под Одессой.

По старой привычке купил в киоске „Красный Спорт". Просматриваю. Гляжу — фото — победители Крымской Олимпиады. Такие фотографии — их на пятак -- дюжина. А тут почему-то я пригляделся... Судьба какая-то ввязалась в это дело. Гляжу — твоя физиономия... Вот так чудеса!.. Ну, я, конечно, сейчас же на почту... Я так рад,. что хоть тебя отыскал в этой нелепой каше... Где батька и Вадя — ума не приложу... Знаешь что, Bobby, — плюнь на все там — приезжай ко мне. В такое время плечо к плечу легче воевать с жизнью...

Ей Богу, приезжай, братик!.."

Бесцельный поток моей путанной жизни приобрел ясное направление! Нужно было пробраться к брату в Одесскую губернию. Как пробраться -- дело было второстепенное. Как-нибудь уж умудрюсь!..

Но как радостно было думать о том, что скоро, Бог даст, наступит момент встречи с братом, которого я уже считал погибшим в водовороте событий, унесших жизнь среднего брата и стерших следы отца... {87}

Прощальный салют

Получить документы на проезд в Одессу было очень трудно. Я тщательно придумывал кучу всяких поводов, объясняющих необходимость поездки, но только удачно подвернувшийся литр спирта, который я умело "презентовал" начальнику своего Всевобуча, дал мне возможность оказаться счастливым обладателем удостоверения:

— "Предъявитель сего, председатель Крымскаго Олимпийскаго Комитета, такой-то, командируется в г. Одессу для связи с Юго-Восточным Олимпкомом и ознакомления с постановкой спорта и допризывной подготовки"...

Никто и не заметил, что в спешке выпивки я поместил Одессу на восток от Крыма... (С. 86-88)

Красавица Одесса - порт мирового значения - неузнаваема. Вместо кипучего оживления и деловой бодрости -- мертвые улицы и пустынные пристани... То обстоятельство, что город расположен в 40 километрах от границы, наложило особый отпечаток на деятельность местной ЧК -- террор в Одессе был особенно силен и беспощаден. Всюду подозревались "сношения с иностранной буржуазией" и попытки к бегству „в лагерь врагов пролетариата".

Как я без труда, но и без всякого удовольствия, узнал, выехать из города без официального пропуска и документов было невозможно, а для того, чтобы попасть к брату, нужно было проехать около 200 км на поезде, да еще 40 км пройти пешком... Рисковать делать такой длинный путь без специальных документов было небезопасно. Везде были патрули, заставы, заградительные отряды: край был неспокоен...

Все эти соображения заставили меня посетить мутный Олимпийский Комитет. Там, пользуясь своим севастопольским мандатом, я завел солидный разговор о проекте проведения в Одессе Олимпиады всего юга России, мелким бисером рассыпался в комплиментах одесскому спорту, беззастенчиво врал о том, что, дескать, даже в Москве я слыхал лучшие похвалы Одессе, как образцу постановки спорта, и в итоге всех этих дипломатических ухищрений оказался счастливым обладателем такого мандата: "Такой-то, имя рек, командируется в различные пункты Одесской губернии для ознакомления с постановкой спорта... Всем военным и гражданским властям предлагается оказывать т. Солоневичу полное содействие в выполнении возложенных на него заданий.

Т. Солоневичу предоставляется право использовать все государственные средства передвижения, водные и сухопутные, включая паровозы, бронепоезда, самолеты, воинские эшелоны, грузовой транспорт и пр."...

Что и требовалось доказать... (С. 80-81)

В полном соответствии с темпами того времени, 200 километров мы ехали 2 суток, постоянно останавливаясь и своими силами снабжая паровоз топливом - старыми шпалами и щитами от снежных заносов, валявшимися у полотна. От станции до маленького уездного городка, где жил мой брат, пришлось пройти еще 40 км по долине реки, по сплошному богатому украинскому селу.

<…> Уже видны первые домики городка. Несмотря на пройденные 4 десятка километров, я почти бегу. Радость встречи с братом вливает новые силы в утомленное тело.

Кто узнал бы в босоногом человеке, одетом в брючки и рубаху, сшитые из старых, покрытых пятнами, мешков, - блестящего журналиста и человека с высшим юридическим образованием? По внешности вышедший мне навстречу человек был похож на бродягу, пропившего в кабаке остатки своего костюма... Вероятно, любой из моих читателей со страхом отшатнулся бы от такой странной фигуры... Но для меня это был мой милый брат, шуткой судьбы оставшийся в живых и заброшенный в дебри Новороссии...

После многих лет тревог, опасений и горя я почувствовал себя крепче и спокойнее. Что бы ни было впереди - вместе, плечом к плечу, легче будет вести суровую жизненную борьбу...

Неунывающие россияне

Смешно теперь вспоминать, как напрягали мы свою изобретательность, чтобы заработать кусок хлеба. Конечно, не было и речи о том, чтобы в этом забытом Богом уголке, находящемся в состоянии хаоса и разгрома, брат смог использовать свои писательско-юридические таланты, а я - студенческие познания.

Нужно было найти иные, более подходящие к моменту и рентабельные занятия, и это нам удалось в достаточно оригинальной форме.

Продумав создавшееся положение, мы решили заняться "свободной артистической деятельностью", изобразив из себя некоторое подобие бродячего цирка.

"Вооруженные" спортивными костюмами и литром спирта, мы приходили в какое-нибудь село в 2-3 десятках верст от Ананьева, заводили там смазанное спиртом знакомство с местными "вершителями судеб", получали соответствующее разрешение, рисовали яркую, сияющую всеми цветами радуги афишу и устраивали "вечер".

В программу вечера для его "политизации" вставляли речь какого-нибудь местного орателя, мечтавшего о лаврах Троцкого, и затем приступали к нашему "мировому аттракциону": пели, декламировали, показывали незатейливыё фокусы и, наконец, потрясали нехитрые мозги зрителей "грандиозным гала-спорт представлением". {94}

В сумме я с братом весили под 200 кило, и соответственно этому наши силовые номера производили фурор. Было здесь и поднимание всяких доморощенных тяжестей, и "разбивание камней на грудях", и "адская мельница", и "мост смерти", и прочие эффекты, вполне достаточные для того, чтобы с избытком удовлетворить не очень изысканные требования хохлов.

Если удавалось — провоцировали на выступление какого-нибудь местного силача, который обычно срамился, не зная специальных трюков. После этого мы устраивали схватку "на первенство мира по борьбе", с соответствующими "макаронами" и "грозным ревом разъяренных противников". При хороших сборах мы угощали зрителей на десерт дополнительным блюдом — схваткой по боксу в самодельных перчатках из брезента, как рашпилем рвавших кожу при случайных ударах по лицу (ведь вы, читатель, надеюсь, не думаете, что мы всерьез массировали лица друг другу!).

После всего этого скамейки убирались, гармонист зажаривал залихватские танцы, и веселый топот украинских чоботов долгое время сотрясал зал.

Словом, нами были довольны, а так как плату за вход мы брали не только деньгами, но и, главным образом, натурой — маслом, мукой, яйцами, крупой, то обычно весь зал был переполнен.

После таких выступлений мы тащили домой по мешку продовольствия, а бывали даже дни, когда из мешка грустно крякали утки или гуси и пронзительно протестовала против насилия "поросячья личность"... Такая живность была коллективной платой за посещение какой-нибудь семьей нашего "грандиозного вечера смеха и силы с участием знаменитых братов-атлетов"...

Жена моего брата, Тамара, педагог с высшим образованием, подвергнув соответствующему "марксистскому анализу экономическую конъюнктуру местного рынка", раздобыла рецепт простого мыла, варила его и с большим успехом торговала им на базаре...

Частенько я с братом, босые и запыленные, в костюмах, "чуть-чуть" отличавшихся от салонных фраков, возвращаясь из своих походов, проходили со своими {95} мешками по пыльной площади базара, где Тамара, разложив свое мыло на скамеечке, бодро торговалась с хохлушками, выменивая свое производство на всякую снедь.

— Так це-ж воно не мыло, а якаясь замазка! -- недоверчиво говорили бабы, щупая мыло.

— Мыло, Боже-ж ты мий! — скрывая улыбку, говорили мы, подходя.
— А у селах-то ведь нет ни кусочка. Подождите, гражданочка, вот мы через часик зайдем — все у вас заберем. Завтра на село поедем — там с руками оторвут...

Испугав хохлушек угрозой забрать все мыло, мы уходили домой, а Тамара с сынишкой успешно распродавала остатки товара. (С. 93-96)

Но встречались они кратко и во время Гражданской войны:

"— Киев. 1919 год. Гражданская война. Я прорвался к брату в гости из Ростова только на несколько дней.

На Кубани остался старик отец и работа на газетном и молодежном посту. И я закидываю винтовку за плечо и опять ныряю в водоворот событий". (Б. Солоневич. Молодежь и ГПУ. - С. 428-429)
Поделиться
Ссылка скопирована!




Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru