Notcoin — будущий дроп от TON/Telegram

РЕВОЛЮЦИЯ, ИЗМЕНИВШАЯ МИР

Владимир НЕСТЕРОВ, http://otchizna.su
7 Ноября 2012г.
РЕВОЛЮЦИЯ, ИЗМЕНИВШАЯ МИР
Пожалуй, нет в нашей, да и в мировой истории события, которое вызывало бы больше споров, чем Октябрьская революция 1917 года в России. С тех пор прошло 95 лет, но и сейчас некритический восторг одних соседствует с неуемной ненавистью других, представление о социалистической революции как о закономерности исторического процесса – с утверждениями об её случайности и неправомерности.

Что же всё-таки сделало Октябрь 1917-го с его поворотом к социализму не только возможным, но и реальным? Почему события не остановились на Феврале?

Карл Маркс и Фридрих Энгельс, как известно, отмечали, что перемены наступают в тот момент, когда производительные силы общества, «не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие <…> буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство».

Я не буду вдаваться в споры с теми, кто говорит о том, что Россия не обладала столь развитыми производительными силами. Равно как и с теми, кто был и остается убежденным в том, что таковые имелись налицо. Замечу лишь, что теоретическая мысль китайских коммунистов, которые сегодня в этой области являются несомненными лидерами, сводится к следующему. Если говорить о России, то «до Октябрьской революции развитие капитализма в этой стране еще не достигало такого уровня, о котором говорили Маркс и Энгельс, и в целом Россию можно было отнести к числу аграрных стран. Что же касается ряда государств, ставших социалистическими после Второй мировой войны, в том числе и Китая, то ни одно из них не прошло этап развитого капитализма, а многие находились даже на докапиталистической стадии. Таким образом, революции первой половины XX века в России, Китае и некоторых других странах не вписывались в теорию Маркса и Энгельса».

Впрочем, если они «не вписывались», но, тем не менее, произошли, может говорить как о том, что теория Маркса строилась исключительно «под Европу», так и о том, что революции в более отсталых странах, чем европейские, – это не только проявление первоначально скрытого потенциала марксизма, но и его дальнейшее развитие. И в том, и в другом случае и для нынешнего, и для последующих поколений исследователей остаётся большое поле для более полного выявления закономерностей мирового исторического процесса, в котором никогда не было и не предвидится раз и навсегда данных частностей.

Свою задачу я вижу в том, чтобы показать следующее: революционный взрыв в царской России был неизбежен. И вот почему.

Закат российской буржуазии

В канун 1917 г. российские капиталисты вполне определённо заявили о своих претензиях на государственную власть. В издававшейся банкиром и промышленником П. Рябушинским газете «Утро России» была развёрнута кампания против дряхлеющего «первенствующего сословия» — дворянства. Буржуазия, заявляла газета, «не мирится с всепроникающей полицейской опекой и стремится к эмансипации народа… купечество представляет собой в такой мере развитую экономическую силу, что не только может, но и должно обладать соответствующим политическим влиянием».

В ходе мировой войны притязания промышленной и финансовой буржуазии обрели вполне осязаемые формы, однако царская администрация игнорировала все попытки образовать «министерство доверия», в состав которого вошли бы и выходцы из предпринимательской среды.

Замена существующего режима «правильным конституционным», хотя и в отсутствие самой Конституции, о котором мечтала крупная буржуазия, произошла благодаря Февральской революции. 15 марта 1917 г. (по старому стилю) последовало отречение царя.
Короткий послефевральский период превратился в закат политического влияния буржуазии. Она пытались доказать своим оппонентам, что «буржуазный строй, который существует в настоящее время, неизбежен, а раз неизбежен, отсюда следует вполне логичный вывод: те лица, которые управляют государством, должны буржуазно мыслить и буржуазно действовать». Но у сторонников социалистического переустройства общества, которых поддержали массы, были иные взгляды на будущее России. Буржуазии не помогла и ставка на заговор генерала Корнилова, в котором многие политические деятели того времени видели спасителя от революции.

Подводя итоги «новой русской смуты», тот же П. Рябушинский в 1920 г. говорил собравшимся в эмиграции российским предпринимателям: «Многие из нас давно предчувствовали катастрофу, которая теперь потрясает всю Европу, мы понимали роковую неизбежность внутреннего потрясения в России — но мы ошиблись в оценке размаха событий и их глубины, и вместе с нами ошибся весь мир».

Полная нищета одних – безумная роскошь других

Откуда же столь гигантский «размах событий»? В середине 1950-х годов в Нью-Йорке была издана книга белоэмигранта А. Наумова, бывшего в 1915—1916 гг. министром земледелия. Он участвовал в борьбе с «самарским голодом» еще в конце XIX века, когда «небывалые недороды 1897 и 1898 годов повлекли за собой почти повсеместное недоедание, а в ряде районов настоящий голод с его последствиями — цингой и тифом».

Спустя почти два десятилетия Наумов председательствует в Особом совещании по продовольственному снабжению, которое занято той же проблемой. «И что же мне пришлось увидеть?» — спрашивает он. И отвечает: «Россия фактически не вылезает из состояния голода то в одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время войны». По-прежнему подвергаются «мучению голодом» знакомые ему и Саратовская, и Симбирская, и Казанская, и Уфимская губернии… Все так же процветают спекуляция хлебом, хищничество, взяточничество; «комиссионеры, поставляющие зерно, наживают состояния, не отходя от телефона». Остались прежними «неподготовленность административных верхов, их неспособность обеспечить снабжение, учет и размещение по стране имеющихся запасов».

На фоне полной нищеты одних — безумная роскошь других. Вокруг усадеб власть имущих вымирали селения; они же тем временем были заняты постройкой для себя новых дворцов под Питером и Москвой, в родовых имениях, на побережье Черного моря. А. Наумов вспоминает крымский Форос с его дивным парком, прудами, причудливыми тропическими растениями. Этот восхитительный уголок на земле создал для себя фабрикант фарфора А. Кузнецов, на предприятиях которого рабочий получал в среднем 42 копейки за 14-часовой рабочий день.

Тяготы и лишения войны

На поистине варварскую социально-имущественную дифференциацию накладывались тяготы и лишения, вызванные мировой войной. С начала войны до крушения монархического режима в российскую армию было мобилизовано 14,5 млн. человек. Призывы охватили почти половину мужского населения — на каждую тысячу человек приходилось 474 мобилизованных. Потери русской армии убитыми, ранеными, контуженными, отравленными газами, пропавшими без вести и попавшими в плен составили: солдат — около 6 млн., офицеров — свыше 63 тыс. К концу войны эти цифры изменились следующим образом: мобилизованными оказались свыше 15 млн., а общее число потерь возросло до 8 млн. Таким образом, потери превысили половину мобилизованных лучших возрастов — цвет населения России.

Солдаты не понимали, за что, во имя чего они сражаются и погибают. Военный гений тех времён генерал А. Брусилов в этой связи писал: «Сколько раз спрашивал я солдат в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты… Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя… Войска наши были обучены, дисциплинированны и послушно шли в бой, но подъёма духа не было никакого, и понятие о том, что представляла из себя эта война, отсутствовало полностью».

С каждым годом войны всё явственнее ощущались симптомы хозяйственной разрухи. В тяжёлом положении находилась промышленность. Валовая продукция её сократилась в 1917 г. по сравнению только с 1916-м на 36,5 %. С марта по август 1917 г. в России было закрыто по разным причинам 568 предприятий с 104,3 тыс. рабочих. В стране росла дороговизна. Если 1913 г. принять за 100 %, то в 1916/1917 хозяйственном году средние цены достигли 248 %. Вследствие этого реальная заработная плата рабочих упала до 57,4 %.

В крестьянской стране, какой была Россия, мобилизация больно ударила по деревне. При преобладании живой рабочей силы уход миллионов здоровых мужчин в армию привёл к сокращению посевных площадей в 1915 г. приблизительно на 20 %. В результате снизился валовой сбор всех хлебов и картофеля, исчислявшийся в 1909—1913 гг. в среднем в 7 млрд пудов, до 5,1 млрд в 1916 г. Если принять индекс валовой продукции 1913 г. за 100, то в 1917 г. он составил 88 (81 по земледелию и 100 по животноводству).

Всё это вело к дезорганизации экономический жизни страны, ухудшению материального положения трудящихся, усилению зависимости России от иностранного капитала. Выпуск бумажных денег в 1917 г. покрывал 65,5 % всех бюджетных расходов, тогда как в 1914—1916 гг. — только 21,6 %. И если на 1 июля 1914 г. в обращении находилось 1,6 млрд. бумажных рублей, то на 1 марта 1917-го количество их увеличилось до 9,5 млрд. Временное правительство за короткий срок своего пребывания у власти довело количество бумажных денег до 22,4 млрд. рублей.

Разумеется, описанные экономические трудности могут показаться среднестатистическому гражданину Украины или России, живущему в наши времена, всего лишь «цветочками», но в октябре 1917 года они оказались мощным катализатором вызревания плода под названием «революция».

Лидер большевиков В.И. Ленин определил мировую войну как «борьбу за рынки и грабеж чужих стран, стремление пресечь революционное движение пролетариата и демократии внутри стран, стремление одурачить, разъединить и перебить пролетариев всех стран, натравив наёмных рабов одной нации против наёмных рабов другой на пользу буржуазии». Он призвал к всесторонней, распространяющейся и на армию, пропаганде социалистической революции, и заявил о необходимости направить оружие против буржуазных правительств и буржуазных партий всех стран.

Аграрный вопрос в России

К числу важнейших факторов, сработавших в 1917 г. на Октябрьскую революцию, надо отнести нерешённость аграрного вопроса в России. 14 июня 1910 г. Николай II утвердил принятый Думой и Государственным Советом законопроект, «касающийся крестьянского землевладения». Новый аграрный закон закреплял принципы указа 9 ноября 1906 г., где речь шла о том, что каждый крестьянин, владеющий общинной землёй, приобретал право получить в частную собственность причитающуюся ему долю общинной земли, что создавало ещё большие возможности для ликвидации общинного землевладения. Законом 1910 г. уже в принудительном порядке все крестьяне-общинники переводились на положение частных собственников, если в тех общинах, в которых они состояли, не было переделов со времени перехода на выкуп. По закону 29 мая 1911 г. значительно упрощалось и дело с получением согласия крестьянского схода на выход крестьян из общины. Теперь оно могло произойти не с согласия двух третей голосов крестьянского схода, а на основании простого большинства.

Используя землеустроительные комиссии, правительство самым целенаправленным образом начало разрушать общинное крестьянское землевладение и вести дело к новому «освобождению» крестьян от земли. Однако на протяжении 1906—1916 гг. ему удалось из 16 млн. крестьянских дворов перевести с общинного владения на частное лишь около 10 % их общего количества. При этом многие выделившиеся из общины крестьяне окончательно разорились. Так, в 1908— 1910 гг. около миллиона крестьянских дворов распродали свою землю, причём покупали её, как правило, зажиточные крестьяне.

Крестьянство отказывалось посылать своих делегатов в землеустроительные комиссии, не давало согласия на выделение крестьян из общины, вело борьбу с теми крестьянами-кулаками, которые выделились на хутора и отруба. Крестьяне Киевской губернии открыто заявляли: «Закон 9 ноября погубил крестьянское земледелие. Крестьяне это видят, чувствуют, заявляют начальству, но оно насильно принуждает подписывать согласительные приговоры, нежелающих сажают за решетку и держат, пока не согласятся подписать. Отказавшихся сажают в тюрьму и этапом высылают из губернии на два года… Слёзы и горе в каждом селе… Скупят землю мужицкую кулаки деревенские и пришельцы разноплеменные; останется крестьянство безземельное и безработное, а это не доведёт до добра».

За период 1907—1914 гг. зарегистрировано около 18 тыс. крестьянских выступлений. С целью ослабить и локализовать крестьянское движение царское правительство ограничило действие столыпинского аграрного закона лишь рядом русских, украинских и белорусских губерний, исключив большинство нерусских губерний, в частности Кавказ и Закавказье, Среднюю Азию и Польшу. Продолжая базировать свою аграрную политику в этих районах на старых поземельных отношениях, царизм разобщал русское крестьянство с крестьянами национальных окраин. Определённое внимание уделялось переселенческому процессу. Однако отсутствие серьёзной помощи переселенцам со стороны государства привело к обратным явлениям. Только в 1911 г. возвращенцы составили 64%. Наряду с этим правительство заботилось о сохранении помещичьего землевладения, что, в конечном счёте, и обусловило крах аграрной политики царизма.

В.И. Ленин предложил крестьянству в ходе пролетарской революции решить для себя задачи революции антифеодальной или буржуазной, т. е. покончить с помещичьим землевладением, на что не пошёл царизм ни в 1861 г., ни в годы столыпинских реформ, и на что не могло решиться Временное правительство. Суть «Декрета о земле» предельно ясна: «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа».

Декрет органически дополнялся опубликованным ещё 19 августа 1917 г. Крестьянским наказом о земле: «Землепользование должно быть уравнительным, то есть земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме. Формы пользования землёю должны быть совершенно свободны, подворная, хуторская, общинная, артельная, как решено будет в отдельных селениях и посёлках».

Оценивая сегодня эти документы, надо помнить и о следующем: против частной собственности на землю были не только большевики или эсеры, но и Л. Толстой и даже иерархи православной церкви: «земля ничья — она божья». И в этом заключена вторая часть ответа на вопрос, почему основная масса крестьян, одетых тогда в серые армейские шинели, поддержала большевиков в революцию и гражданскую войну.

Спасти страну и общество

Продолжение участия России в войне, вопреки народным настроениям, нежелание Временного правительства провести в интересах крестьян аграрную реформу за счёт помещиков, надвигавшаяся экономическая катастрофа — все это делало революционный взрыв практически неизбежным. Кстати, само Временное правительство никем не избиралось и, по сути дела, существовало лишь с согласия Советов, большинство в которых одно время имели эсеры, меньшевики, правые буржуазные партии. По мере большевизации Советов почва из-под ног «временщиков» стала уходить.

Между тем страна и общество разваливались. Известный британский фантаст и мыслитель Г. Уэллс писал: «В конце 1917 года Россия пережила такой всеобъемлющий крах, какого не знала ни одна социальная система нашего времени. Когда правительство Керенского не заключило мира, и британский военно-морской флот не облегчил положения на Балтике, развалившаяся русская армия сорвалась с линии фронта и хлынула обратно в Россию — лавина вооружённых крестьян, возвращавшихся домой без надежд, без продовольствия, без всякой дисциплины. Это было время разгрома, время полнейшего социального разложения. Это был распад общества. Во многих местах вспыхнули крестьянские восстания. Поджоги усадеб часто сопровождались жестокой расправой с помещиками. Это был вызванный отчаянием взрыв самых тёмных сил человеческой натуры, и в большинстве случаев коммунисты несут не большую ответственность за эти злодеяния, чем, скажем, правительство Австралии».

В этой ситуации необходимо было спасать Россию от окончательного краха. Решать эту задачу пришлось большевикам. В итоге постоянно существовавший в России субъективный фактор революции, умело продвигаемый изнутри большевиками, на фоне экономической разрухи, падения жизненного уровня большинства населения, серьёзных военных неудач и безволия властей, в конце концов, сработал: Октябрь победил.

Нельзя сказать, что за Октябрем пошли только рабочие и беднейшее крестьянство. Настрой большевиков на восстановление и подъём страны уловили многие. Достаточно сказать, что из 200 тыс. офицеров царской армии 75 тыс. перешли служить в Красную армию, в том числе и половина офицеров генерального штаба. У белых служили 50 тыс. офицеров. Из 20 командующих красными фронтами офицерами царского времени были 17, из 100 командармов – 82, начальники штабов фронтов, армий и дивизий – все. Среди «военспецов» были такие «звёзды», как самый знаменитый российский генерал Первой мировой войны Алексей Брусилов, или Борис Шапошников, при Николае II бывший полковником Генштаба, а при Сталине дважды возглавлявший «мозг армии».

Вот только один характерный штрих. Ещё летом 1917-го года, сидя в немецком плену, Михаил Тухачевский говорил товарищам: «Если Ленин сумеет сделать Россию сильной
страной, я выбираю марксизм».

Революция дала удивительно много

Революция дала народам бывшей царской России, объединившимся в СССР, удивительно много. Пожалуй, самое главное, – это пробуждение десятков и десятков миллионов людей к социальному творчеству. Развитая образовательная сеть стала основой высочайшей в мире социальной мобильности, а она, в свою очередь, двинула к вершинам таланты во всех сферах жизнедеятельности общества – от индустрии до искусства, от науки до военного дела.

Высочайший потенциал СССР был замечен и на Западе. Многие выдающиеся представители мировой культуры — Ромен Роллан, Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Жан-Поль Сартр оказались на стороне Октября и СССР. А Пабло Пикассо вообще был коммунистом.

В стране выросло поколение патриотов, которое, опираясь на централизованную и плановую модель экономики, сумело добиться победы в Великой Отечественной войне. Даже тяжелейшие ошибки руководства и репрессии 1930- годов не смогли изменить приверженность основной массы общества новому строю.

Уже в начале 1930-х годов президент США Франклин Рузвельт выводил страну из тяжелейшего экономического кризиса, используя социалистические методы. А после Второй Мировой войны практически все западные государства занялись социальной сферой. В основе их «трогательной» заботы о трудящихся находилась боязнь правящих классов перед растущим влиянием Советского Союза, возможностью революций. Тем не менее, активная социальная политика буржуазных государств, хотя и будучи вынужденной, объективно способствовала улучшению положения наемного труда. Капитализм был временно сохранён, но он стал более «покладистым» в отношении прав и социальных гарантий труда. В этом смысле Октябрь действительно изменил мир. Это обстоятельство вынуждены признавать даже неолибералы.

От поражения к новому социализму

Не смогли мы достигнуть преимущества в одном – в общественной производительности труда. Если перефразировать известную мысль Георгия Плеханова, можно сказать так: СССР страдал не от того, что в нём был социализм, а от того, что в нём был недостаточно развит социалистический способ производства. Проигрыш в производительности труда странам «развитого капитализма» стал, на мой взгляд, главным фактором поражения СССР и других стран реального социализма. Все остальное, в том числе, многочисленные ошибки руководства, навязанная Соединёнными Штатами непосильная гонка вооружений, идеологическая атака Запада и многое другое – это всего лишь производные от первого.

Остаётся вопрос: почему не смогли? Возможно, новый строй появился у нас раньше, чем мы могли в полной мере использовать его преимущества в экономике. Иначе говоря, производительные силы были ещё далеки от того, чтобы можно было обобществить их на деле. Ведь огосударствление и обобществление – это разные вещи. Государство, сколько бы раз не отождествляли его с народом, – это отнюдь не народ. А смысл подлинного обобществления, то есть положительного упразднения частной собственности по Марксу состоит в том, что все общественные богатства в равной степени принадлежат и всему обществу, и каждому его члену, одновременно. Возможно, капиталистический мир в целом оказался мощнее и жизнеспособнее, чем представлялось это творцам Октября и их последователям.

Возможно, как считают китайцы, подлинный «социализм отрицает в капитализме лишь то, что утратило жизненную силу, но вместе с тем преобразует и заимствует все его жизнеспособные аспекты, превращает последние в органичную составную часть и основу собственного развития». И в этом смысле «новое и старое – это единство противоположностей». Поэтому, «рассматривая отношения между социалистическими и капиталистическими странами сквозь призму классовой борьбы, неразумно видеть в этом противоборство жизни и смерти, – это типичное проявление метафизики».

Действительно, Коммунистическая партия Китая избрала путь реформ и открытости внешнему миру, заимствует лучшее в культуре всего человечества, в том числе и достижения развитых капиталистических стран Запада. Благодаря этому, считают в Пекине, Китай наращивает темпы развития, а КПК сохраняет лидирующие позиции в обществе.

В любом случае, не приходится сомневаться, что капитализм, как и любой другой общественный строй, является конечным. Иначе можно оказаться в положении римлян конца империи, которые были искренне убеждены, что рабство, а вместе с ним «хлеб и зрелища» – это навсегда. Однако вскоре Рим постиг сокрушительный крах, а о его былом величии мы можем судить только по учебникам истории да остаткам строений той эпохи.

Последний мировой финансово-экономический кризис, который вот уже несколько лет бушует на планете, продолжает набирать обороты. Его пытаются «лечить» и по Кейнсу, и по Фридману. Но кризисный пожар лишь усиливается. Валится еврозона, а вслед за нею – Европейский Союз. Достигла своего предела политика «количественного смягчения» в США. Ведь даже монополия на «печатный станок» не позволят произвести больше долларов, чем способна «проглотить» их зашатавшаяся мировая экономика.

В этом смысле «конца истории» по Фрэнсису Фукуяме, то есть вечного торжества неолиберализма, не предвидится. Впереди совершенно иное – новый социализм, который впитает в себя лучшее, что было наработано Октябрем, и алгебраически соединит его с достигнутым высочайшим уровнем технико-технологического прогресса. Тем самым, человечество, наконец, совершит переход из царства необходимости в царство свободы.

А те, кто останется после нас на территории бывшего СССР, всегда будут гордиться тем, что именно их предки предприняли в XX веке грандиозный социальный эксперимент, давший всему человечеству уверенность в том, что лучшее будущее возможно.
Поделиться
Ссылка скопирована!